Граждане продюсеры! Не там вы ищете таланты! Это я вам ответственно заявляю. Такого многоголосья, причём, громкого и чистого, хор имени Пятницкого не в жизнь не выдал бы. Жаль только, что репертуар слишком однообразный и мотив один – ма-ма-ма-о-о-о-ма-ма-ма-бо-льно-убью-гада-боль-но… вот и все слова у той песни.

В общем, голова моя сразу пошла кругом. То ли с перепугу, то ли от зависти. Потому что я так кричать не умею. Голоса у меня нет, или наоборот – стесняюсь.

Села я на кровать, куда было велено, и провалилась. То есть, попа моя нежная, никем не битая, на пол рухнула, а ноги взлетели куда-то. «А живот-то где?» - почему-то подумалось мне. Оказалось, что и живот здесь же, просто ноги по бокам его развернулись и растопырились неприлично до ужаса – видать, сработал безусловный рефлекс.

Покряхтела я чуточку, поднапряглась и встала.
Стою, значит, в окошко гляжу, отдыхаю, на листики всякие любуюсь, прощаюсь с ними на всякий случай, вдруг чую – пИсать хочу, и очень. Я глазами шасть, шасть – нет нигде туалета, хучь бы и с дыркой в полу.

И пошла я тогда в коридор. Десять метров пройду, потом прыг к вертикальной трубе, повишу на ней чуток, пока не отпустит спазма проклятая и снова в путь. Нашла я, естественно, чего искала и призадумалась. «А вдруг, - думаю, - сяду я щаз на энтот белый унитаз и выпадет из меня невинный мой младенец и шандарахнется головою прямо об слив» А терпежу уж никакого нету! Я и решилась. Была – не была! Обошлось! Слава Богу!

Прихожу я обратно в свой закуток и застаю там тихую панику. Ищут! И что интересно – меня. За занавески пятнистые заглядывают, под кроватями смотрят. Я б, может, посмеялась даже, но тут меня опять так скрутило, что перед глазами враз воссияли звёздочки, звёздочки, полосочки, полосочки – будто кто флаг американский развернул. Жаль тока, что при этом гимна никто не сбацал. Не догадались, наверное. Зато на очередное моё зубовное скрежетание и стон утробный поисковая бригада обернулась и поймала меня с поличным.

Оказалось, что не токмо гулять по коридорам, но и вставать даже с коечек не-зя! Запрещено суровыми акушерско-гинекологическими законами. Я им говорю:
- Вы чего? Это ж Людовик французский четырнадцатый придумал, чтоб бабы лёжа рожали, поелику был маньяк и обожал на сей процесс глядеть с удобствами, сволочь монархическая! И никак нам не можно сей опыт перенимать и использовать, как суть идеологически враждебный нашему демократическому образу жизни!

А они мне грубо так:
- Ложися! Ложися по быстрому! Щаз мы тебе по морде лица твоего настукаем и скажем, шо так оно и былО!
- А как пИсать-то? – спрашиваю.
- В суднО! – говорят они и вынимают из-под кровати этот самый сан-технический прибор новейшей модели.
- Вы чё? Нет, ну, вы чё?!! – кричу я им, - меня ж пузень в рай не пущает! Я ж из-под него нехрена не вижу. Я ж запросто промахнуться могу, стоямши-то!
- Попробуй только, - пригрозили мне пальчиком в резиновом перчатке и разбрелись кто куда.

Только я легла на краешек своей коечки, чтобы не провалиться снова к центру Земли, только после очередного болевого шока расслабилась, подбегает ко мне сестричка со шприцом наперевес и азартом на юном лице и всаживает мне в ногу укольчик ускорительный, который и начал действовать с места в карьер.

Схватки пошли с удвоенной силой и уже без остановки. Я – девушка антиллегентная, хорошо воспитанная, визжать не могу, хучь и хочется, а звуки-то рвутся! Так я стала подвывать. Мелодично. А потом взялась зубами за ворот рубашечки и как рвану! – порвала ажник до самых грудей. Так и стала делать – как голову влево мотнёт, я рубашку зубами рву, а как мотнёт вправо – губы кусаю. Больно и невкусно!

Час проходит, второй, третий. Я два раза, сквозь отвлекающие мучения и страдания, сползала в тувалет, все звёздочки и полосочки перед глазами попересчитала, терпение всякое потеряла и счёт времени тоже. Ну, думаю, кирдык пришёл, до десяти досчитаю и помру!

И вдруг чую – началось! Главное! Тянет и давит! Давит и тянет!

- Ау! - заорала я.
Тишина.
- Эй, кто-нибудь!
Молчание.
- Рожаю!
Нет ответа.

Тут я и вспомнила волшебное слово. Секретное. Передаётся оно из уст в уста и только от подруги к подруге.
- Лезет! Лезет! Лезет! Держите меня семеро! Лезет!
И тут-как-тут появились каталка и две акушерки.
- Залазь!
- Как?!! Она ж между кроватями не встанет!
- Через спинку кроватную лезь.
Полезла. В полном ужасе и умопомрачении. Во-первых, высоты боюсь, во-вторых, до того случая я и знать не знала, что акромя великой актрисы и знаменитой писательницы, во мне умерла ещё и виртуозная акробатка. Потому что я не только на эту верхотуру залезла, не только схватку перетерпела, сидючи промеж железных кроватных шишечек на тонкой жёрдочке, но и спустилась вниз, не покалечившись. Ну, не молодец ли я?!!

Плюхаюсь я на каталку, а она вдруг – ххррык – и одно своё колёсное копыто отбросила.
- Слезай, - говорят мне, мы тебе щаз другую прикатим.
- Не фига! – ору я, - сама дойду.
И пошла. Прямо в родилку. Там меня встретили, на спец.коечку уложили и велели рожать по настоящему.
- А как это?
- Будет схватка, будешь тужиться.
- А как?
- Как, как? Будто арбуз проглотила и у тебя запор. Поняла?

Я поняла. И по команде поднатужилась. Мне показалось, что я сейчас лопну. Вся. Начну с мозгов, глаз, щёк, шеи, потом, лопнет грудь и живот… Ух, и страшно же было!

И он родился!

- Ты что – спортсменка? – спросила акушерка, не ожидавшая, что у меня всё так ловко и быстро получится.

- Ага! Атлетка по переносу тяжестей на любые расстояния, - сказала я и разревелась.

Я не буду утверждать, что Стаська родился самым красивым ребёнком на свете. Мне просто скромность врождённая не позволит. Ну, может быть, один из первого десятка, не более того. Но и не менее! Прошу учесть!

Ножки, ручки, пузико, личико, похожее на ужасно недовольный чем-то, сморщенный персик, волосики и огромные чёрные глаза.

Посмотрела я на него и поняла, что плевать мне на гестаповские методы некоторых докторов, на повсеместное хамство, даже на боль и кровь… Плевать!

Если в результате на свет появляется такое чудо...