"Любить толстушку"
Брюс Губерман

Мне никогда нет забыть тот день, когда я узнал, что моя девушка весит больше меня.
Она поехала кататься на велосипеде, я сидел дома, смотрел футбол, перелистывал журналы, лежащие на ее кофейном столике и наткнулся на ее ежедневник "Уэйт уочерс", книжку размером с ладонь, в которой она записывала, что съела и когда, что собиралась съесть, выпила или нет положенные в день восемь стакнов воды. Я нашел в еженедельнике ее имя и фамилию. ее индификационный номер. И ее вес, который, будучи джентельменом, привести здесь не могу. Скажу лишь, что он меня поразил.

Я знал, что К. - крупная девушкаю Куда крупнее тех женщин, которых я видел на экране телевизора, прогуливающихся в купальных костюмах или порхающих по комедиям положений и средневековым драмам. И определенно крупнее тех женщин, с которыми я встречался раньше.

Я не считал себя поклонником женщин в теле, но, встретив К., не устоял перед ее остроумием, ее смехом, ее сверкающими глазами. А с ее телом, решил я, уж как-нибудь свыкнусь.
Шириной плеч она не уступала мне, как и размером рук, а от грудей до живота, от талии и до колен меня везде встречали теплые, мягкие, приятные на ощупь округлости. Обнимая ее, я словно попадал на седьмое небо. Такие чувства испытываешь, возвращаясь домой.

Но жизнь с ней вызывала не только положительные эмоции. Может, причина в том, что я хорошо усвоил общественные ожидания, диктующие, чего должен хотеть мужчина и как должна выглядеть женщина. Но, что более вероятно, эти ожидания слишком хорошо усвоила она. К. посвятила жизнь борьбе с телом. Ростом пять футов и десять дюймов, с фигурой линейного и весом, позволяющим ей рассчитывать на место в заявочном списке любимой профессиональной футбольной команды, К., конечно, не могла стать невидимкой. Но я знал: если б появиласть такая возможность, тяжелая походка и бесформенные черные свитера могли бы укрыть ее он окружающего мира, она бы тут же ее воспользовалась. К. не получала удовольствия от многого из того, что нравилось мне, именно в силу ее веса, ее габаритов, ее сдобного, zaftig тела.

И сколько бы раз я не говорил ей, что она прекрасна, я знал, что она никогда мне не поверит. И сколько бы раз я ни говорил ей, что ее вес не имеет ровно никакого значения, я знал, что для нее имеет и немалое. Мой голос, голос одиночки, уступал в громкости голосу мира. Я буквально чувствовал ее стыд, когда шагал рядом с ней по улице. Стыд этот устраивался между нами в кинотеатре и ждал, когда кто-то произнесет самое грязное для нее слово - толстая.

И я знал, что это не паранойя. Вы слышите снова и снова, что лишний вес - это последнее, к чему можно отнестись с предубеждением, не оказавшись под огем критики и осуждения, что толстяки - единственные объекты для насмешек в нашем политкорректном мире. Пригласите на свидание женщину королевских размеров, и вы убедитесь в моей правоте. Вы увидите, как люди смотрят на нее, как смотрят на вас, потому что вы с ней. Попытайтесь купить ей белье на День святого Валентина, и вы поймете, что размеры заканчиваются до того, как начинается она. Всякий раз, когда вы идете с ней в ресторан, вы видите, какие она испытывает муки, балансируя между тем, что ей хочется, и тем, что она может себе позволить, что имеет право съесть на публике.

И что может позволить себе сказать.

Я помню, когда разразился скандал с Моникой Левински, К., газетный репортер, написала страстную статью в защиту практикантки Белого дома. которую предала не толькол ее вашингтонская подруга Линдла Трипп. но и друзья из беверли-Хиллз, учившиеся с Моникой в средней школе и поспешившие продать свои воспоминания таблоиду "Инсайт эдишен" и журналу "Пипл". После этой статьи К. получила множество ругательных писем. в том числе письмо от одного мужчины. начинавшееся словами: "По твоей статье сразу ясно, что ты толстая и тебя никто не любит" И вот это письмо, это слово произвело на нее наибольшее впечатление. Словно если верна первая часть - "толстая", то верна и вторая - "никто не любит". И быть внешне похожей на Левински хуже, чем быть предателем и даже тупицей. Как бцдто избыточный вес - это преступление.

В нашем мире любить толстушку - это подвиг, может даже фатальная обреченность. Потому что, любя К., я знал, что люблю женщину, которая не верит, что достойна любви.

И теперь, когда все кончено, я не знаю, на кого излить свою злость и печаль. На этот мир, который заставил ее вот так воспринимать свое тело, нет себя, отнял у нее веру в то, что она может быть желанной. На К., которой не хватало силы воли наплевать на то, что говорит ей этот мир. Или на себя, поскольку сила моей любви оказалась недостаточной, чтобы заставить К. поверить в себя.