RBBW - Журнал для больших -

Два года назад я потеряла мужа, с которым прожила почти двадцать лет в благополучном, но не очень счастливом браке. И вот осталась теперь одна. Сын уже второй год жил в Соединенных штатах, и возвращаться пока не собирался. Я вела размерянную, спокойную жизнь - дом, работа, дача. Иногда встречалась с подругами, но за время моего замужества мы общались мало, и сейчас не всегда находила с ними общий язык. Очень тосковала по сыну и надеялась осенью съездить навестить его.

Строить заново личную жизнь у меня планов не было, да и возраст уж не тот, как никак, а 45 исполнилось. Не могу сказать, что я махнула на себя рукой, нет. У меня был друг, мы с ним иногда встречались. Проводили вместе вечера, редко ночи, но эти отношения были спокойными и почти что дружескими. Иногда мы выбирались с ним в театр, на концерт, и я не чувствовала своего одиночества. Все мое свободное время и мысли поглощали работа и небольшой деревенский дом, который я стала перестраивать пять лет назад, еще при жизни мужа. Дом был практически готов, а я занималась участком. Мне хотелось сделать стильный садик с альпийскими горками, заросшим маленьким прудиком, водопадом. Я мечтала, что вернется сын, и старалась для них, для сына и для моих будущих внуков.

И вот первый раз в этом году, ранней весной я решила поехать в деревню. Добиралась я на электричке, так как мой старый жигуленок забарахлил и я его оставила в автосервисе. Был будний день, в вагоне народу не много и я, уютно пристроившись у окошка, читала какой-то роман, купленный наспех в ларьке на вокзале. Сюжет меня не очень то и занимал, я больше смотрела в окно, на зеленые брызги только что проклюнувшейся листвы, на еще по зимнему темный лес, бегущий за окном. С некоторой отстраненностью я читала про жаркую тропическую любовь, усмехаясь, подсчитывала количество "страстных объятий", жарких поцелуев" и "белоснежных обнаженных плеч", "скомканных простынь" на страницу текста, но все это было так далеко! Я и не думала, что скоро "смерч безумной страсти" подхватит и меня.
От станции до нашей деревни идти по дороге около сорока минут, но можно было свернуть налево за березовой рощей, по чуть видимой тропинке и дойти значительно быстрее, минут за 20.. Летом эта тропка была многолюдна, но ранней весной мало кому хотелось месить черную грязь Однако мне лень было тащить вокруг тяжелую сумку и я решилась пойти напрямую. Без приключений преодолев тропку по краю Черного оврага, я с тоской увидела, что мостик, по которому мы переходили на ту сторону разрушен - видимо его снесло весенним паводком. Иди обратно очень не хотелось и я стала присматриваться, нельзя ли как ни будь перебраться. Ручей был небольшим, но земля еще мокрая, кое где лежат лепешки нестаевшего, сероватого снега. Если бы не моя тяжелая сумка, я бы справилась, а так…
Стоя в горестном раздумье, я увидела, что по той стороне, прямо к месту снесенного моста идет высокий молодой человек c досками в руках. За кустами его было плохо видно, но я поняла, что это не наш, деревенский, а кто-то другой, кого я не знаю. Мне стало не по себе - лес, начинает смеркаться, а тут какой-то мужик незнакомый. Но он приветливо поздоровался со мной с противоположного берега.
- Ну что, будем строить мост, а то домой вам не добраться - сказал он и доставая из рюкзака молоток и гвозди. ловко сколотил небольшой мосток, и перекинул его через овраг.
В лесу было тихо, только где-то далеко слышался шум электрички. Пока он работал, я стояла, опершись спиной о ствол дерева и любовалась на его работу. Видно, что делает он ее с удовольствием, ласково поглаживая свежеструганную доску, уверено держа в сильных руках молоток. Его крепкая, стройная фигура, черные непослушные кудри смутно напомнили мою первую любовь, сильного и веселого Генку, наши горячие ночи в необъятной казахстанской степи, долгие расставания под звездным небом. Мне стало грустно, что никогда уже это не повториться, что горячая любовь и безумные ласки - все в прошлом.
"Мадам, карета подана" - сказал он, переходя мостки и проверяя их на прочность - кстати, меня зовут Иван, я у Николая Петровича, вашего соседа, дачу сторожу, так сказать". Не успела я оглянуться, как он подхватил мою сумку, взял за руку и как маленькую девочку, перевел на ту сторону оврага.
Я открыла калитку и мы вошли в сад. Иван сразу обратил внимание на недостроенную альпийскую горку, наполовину выложенный плоской галькой прудик, и я рассказала ему о моих грандиозных планах переоборудования участка. Оказалось, что он ландшафтный дизайнер. "Вырастить прекрасный сад намного сложнее, чем построить хороший дом" - сказал мне Иван,- "Так что будут - вопросы - обращайтесь, я вот тут, по соседству, заходите" и вдруг поцеловал мне руку. Его губы обожгли ладонь, и я почувствовала, что краснею. "Мальчишка" - смеясь от смущения, сказала я. Его рука была горячей и сильной и прикосновение опять напомнило мне лето моей первой любви.
На следующий день, часов в семь, он явился ко мне, с кипой журналов об альпийских горках и правилах высадки японских садов. Эта тема оказалась для нас столь увлекательной, что мы засиделись далеко за полночь. Я чувствовала какое-то возбуждение и смущение от его присутствия, часто смеялась и глядя на себя со стороны понимала, что я кажется с ним кокетничаю…
Было уже очень поздно, Иван встал со словами- "Дорогие хозяева, не надоели ли вам гости" - и в этот момент выключился свет. Темно - хоть глаз выколи, а пробираться через мою веранду, заполненную саженцами, инструментами, досками по такой темноте практически не возможно.
"Где то у нас был фонарик в кладовке, пойду поищу" - сказала я и направилась к кухне, из которой была дверь в хозяйственную комнату. Протянув руку вперед, что бы не наткнуться на стол или шкаф, я вдруг почувствовала, что Иван крепко сжал мою ладошку и мы прошли с ним на кухню. Иван шел впереди, зажигая краткогорящие спички, за ним, держась за руку, семенила я. Мы долго не могли открыть дверь чуланчика, и когда она все же открылась, Иван с грохотом наткнулся на что-то там стоящее на полу, засмеялся и спичка потухла. Я втиснулась в чулан и стала искать фонарик. Иван стоял сзади, зажигал спички и пытался осветить помещение. Фонарик долго не находился, я сердилась, но вдруг почувствовала руку Ивана на моем затылке и горячее дыхание у щеки. Я напряглась, попыталась освободиться, но он все крепче прижимался ко мне, ласково и нежно шептал - "Красавица, милая, не бойся". Тепло его рук разливалось по спине и хотелось прижаться к нему сильней. В голове был сумбур, я пыталась понять, сколько ему лет, старше ли он моего сына, но все это кажется уже не важно. Он повернул меня к себе, обнял сильно, нежно и прижался всем телом.. Я почувствовала, что сопротивляться не имеет смыла, а если честно сказать, то мне и не хотелось.
Забыв про фонарик, мы целовались в тесном чуланчике, он шептал мне на ухо такие глупые, нескромные нежности, что я терялась, как девчонка, не знала что сказать и только все больше и больше отдавалась его рукам. Но тут внезапно вспыхнул свет и я вырвалась из объятий, чувствуя, как краска заливает лицо и шею… Не смея поднять на него глаз, я вышла из чулана, застегивая блузку. Через пару минут он вошел в комнату и как ни в чем не бывало, как будто не он шептал мне ТАКИЕ слова, попросил поставить чайник. Я удивилась, но молча прошла на кухню, поставила чайник, приоткрыла окно и закурила.
Вернувшись с горячим чайником в комнату, я застала ее пустой. Иван ушел, только слегка дымила в пепельнице его сигарета.
Я никак не могла уснуть, все вертелась в кровати, вставала к окну, курила на кухне, даже вышла на веранду и посмотрела - горят ли окна в соседнем доме, где жил Иван. Там было все темно и тихо. Спит наверно крепким сном, мерзкий мальчишка, с обидой и нежностью подумала я, взяла еще себе теплое одеяло, открыло оба окна настежь, и наконец-то уснула.
Рано утром мне надо было уезжать в Москву - в двенадцать часов открытие конференции и я только-только успевала с электрички бегом домой и в институт.
Два дня пролетели незаметно, я разговаривала с людьми, слушала доклады, пила кофе с коллегами, переводила выступление своей французской подруги, одним словом была занята, но тем не менее нет нет, да и вспоминала крепкие объятия Ивана, его "кудри черные до плеч", и чувствовала, как молодость и желание разливались по телу. А ночью он мне приснился. "Ну, это уж совсем ни к чему, зачем все это" - сама с собой боролась я, но уже мечтала, как вернусь в деревню, вечером придет Иван и мы опять, сядем дальше планировать мой японский садик.
На заключительный банкет конференции я не пошла, сказалась усталой и больной, а сама, взяла свой отремонтированный жигуленок и рванула на дачу.
Приехала я поздно ночью, но было светло, полная луна освещала дорогу и высокие старые ели у соседского дома. Я не удержалась и посмотрела - горят ли окна.
Весь дом был темным, только на втором этаже, под крышей, светилось маленькое окошко.
Я поставила машину в гараж, с грохотом закрыла ворота и пошла в дом. На ступеньках что-то белело, и я, чтобы разглядеть, присела на корточки. Боже, какая прелесть! В белой пластмассовой коробке расположился маленький макет японского сада: удивительный ландшафт, крохотные кривые деревца из веточек и зеленой мочалки, серые камни, маленький ручеек и водопад из фольги и целлофана. Я восхищенно засмеялась и торопливо вошла в дом, включила свет и стала рассматривать подарок.
Минут через двадцать во дворе раздался сначала тихий перезвон настраиваемой гитары, затем потихоньку, а потом все громче и громче зазвучали гитарные переливы. Я слушала и не могла понять, что это за странная музыка. Понимала, что играет Иван, но что за мелодия? Странная, завораживающая, отрывочная и очень нежная. Я вышла на улицу и пошла отпирать закрытую уже на ночь калитку. Иван стоял с гитарой и бутылкой коньяка. Похоже, что он уже его немного попробовал. "Привет, любительница садов" - несколько фамильярно поприветствовал он меня, - как тебе японская музыка понравилась? Ведь где сад, там и музыка, где музыка - там и любовь" - и обнял, прижав гитару к моей спине, так, что я не могла не только пошевелиться, но и вздохнуть…
Так и пронес нас с гитарой через двор, в дом и поставил на пол он уже только в комнате. И вдруг смутившись, оглянулся, сел с гитарой на стул и заиграл, но уже не японскую протяжную музыку, а вальс-бостон Розебаума.
Я достала рюмочки, орехи, лимон и налила понемножку коньячку. Иван пел хорошо, красиво. У него был сильный, немного хрипловатый голос, умелые, тонкие пальцы. Заканчивая одну песню, он начинал другую, перемешивая разные жанры, и разных авторов.
Потом вдруг прервавшись на полуслове, резко встал, подошел ко мне, обнял и опять зашептал свои волшебные, нежные, завораживающие слова, в самое ухо. И вот так, целуя и шепча, шепча и целуя забросил мои руки к себе на плечи и как ребенка отнес в спальню и положил на диван. Я не отрываясь смотрела в его серые, темнеющие от страсти и желания глаза. Мне хотелось только одного - быть с ним сейчас, сию минуту, быть совершенно в его власти, раствориться в его ласках, в его руках…
Какая была прекрасная, нежная, горячая ночь. В моей душе как будто прорвало плотину, я отпустила свои чувства и желания на волю, мне ни на секунду ни от чего не надо было сдерживаться. Иван был прекрасным любовником, внимательным, очень нежным, понимающим, горячим и… неутомимым.
Когда я проснулась, яркое солнце светило в открытое окно, прохладный воздух наполнил комнату и я лежала в блаженной истоме, мне было так хорошо, так радостно и так спокойно. И вдруг я все вспомнила, повернулась на бок - со мной рядом никого не было, только на подушке лежала маленькая веточка вербы с только-только проклюнувшимся первыми мохнатыми гусеницами.
Ивана я больше не видела, он уехал, как и собирался, на стажировку в Японию. Мне же на память о нем остался маленький японский садик в белой коробке и новое ощущение жизни, с которым я проснулась в то утро.