Если бы Наташка знала, от кого пошел их лилипутский
род, она не пожалела бы сил, изобрела бы машину времени, вернулась в
прошлое и собственными руками удушила бы этого паразита. Очень уж она
была несчастлива со своим недотягивающим до метра ростом и подробностями
жизни, из этого роста вытекающими.
Наташка работала в бухгалтерии при некой организации, и в этой комнате
с пыльными растениями на подоконнике, чашками с недопитым чаем и тихим
гудением компьютеров проходила вся ее жизнь.
Внешность Наташки, если не считать детского роста, была довольно обычной
– короткие волосы она с юности красила в светлый цвет, выделяла румянами
скулы, чтобы отвлечь взгляд от пуговичного носа и умилительно поджимала
губы, потому что знала, что ей идет этот детская гримаса. Гены проявлялись
в лице только тогда, когда она сердилась или плакала – тогда Наташка
становилась похожа на злую куклу.
Внутренне она подходила под определение «старой девушки», точнее, «девочки»
- из-за роста, тоскующей по большой любви и страдающей странным комплексом
– ненавистью к своей природе. Когда семейные коллеги расходились, она
доставала из ящика дешевый женский журнал, доливала в чашку кипяток
и залезала ногами на свой стул, который, возвращаясь из отпуска, она
каждый раз подкручивала чуть ли не до потолка. Листала журнал с фотографиями
женщин, для которых лилипутскими были бы даже сто семьдесят сантиметров
– причина гордости самой высокой девушки в их бухгалтерии и предмет
Наташкиной сверхъестественной зависти. Сверхъестественной – то есть
выше естественной. Как если бы таракан завидовал собаке или кошке по
поводу их пушистых хвостов и гладких от любви хозяев мордочек.
Наташка добралась до гипотетической трети своей жизни, когда она вдруг
решила перестать унывать и попробовать что-то изменить. То есть найти
мужчину, который влюбился бы в нее до беспамятства и создал вокруг нее
счастливую ауру безмятежности, в которой Наташка плавала бы оставшиеся
две трети существования. Но только не лилипута, их она презирала.
На мысль найти кого-то, чтобы слиться с ним в едином семейном целом,
Наташку натолкнул все тот же журнал. В самом конце печатного издания
публиковали объявления. Конечно, у Наташки были опасения по поводу мужчин,
которые присылают клики своей души в женский журнал, но все же лучше
пойти и развеяться, чем сидеть в этой комнате и вдыхать пыль с фикусов.
Тем более, она уже так давно ни с кем не общалась!
Наташка выбрала одно объявление. Текст был элементарным, что-то в духе
«молодой парень со свободными взглядами ищет себе умную и привлекательную
подругу». Но Наташка твердо была уверена, что в мире все наоборот, и
за банальными строчками обязательно скрывается сильная и неординарная
личность.
Она оставила свой телефон, поэтому ответ пришел довольно скоро.
- А ты какая? – спросил ее грубоватый мужской голос после быстрого телефонного
знакомства.
- Привлекательная, - поспешно заявила Наташка, - блондинка. И умная.
- А! Клево!
Наташка поморщилась.
- Пересечемся? – поинтересовался голос, - ты вообще чего по жизни делаешь?
- Работаю. В бухгалтерии. А…вы?
- Играю… в группе.
- Да? – обрадовалась Наташка, - в какой?
- Ну, там…слушай, давай, уж при встрече потрещим, окей?
- Окей, - повторила Наташка, - а где?
- А возле памятника Пушкину. Слева. Знаешь?
- Конечно. А вы в чем будете?
- Кожаные брюки, куртка…Гитара еще, я с репетиции буду. Давай завтра
в пять.
- Договорились.
Наташка готовилась полдня. Лежала на диване, покрыв лицо кружочками
огурца, взбивала феном волосы, долго рылась в шкафу, пока не нашла любимое
платье – темно-синее.
Вечером она подходила к памятнику, мучительно пытаясь сообразить, слева
от кого они должны встречаться – от памятника, или от нее самой. Впрочем,
установить это было нетрудно. Длинноволосый парень с гитарой, затянутый
в кожу, стоял прямо перед ней. Беда только в том, что он ее не видел.
В нем было, по меньшей мере, два метра.
Наташка с шумом выдохнула воздух и быстро подошла к гитаристу. Вблизи
он показался ей довольно неопрятным, от него несло какой-то сладковатой
тухлятиной.
- Здравствуйте! – тихо проговорила она.
- Привет! – парень непонимающе смотрел на нее.
- Я Наташа, - обреченно сказала она.
- Какая Наташа? – удивился гитарист.
- А вы разве не ждете…- обрадовалась Наташка.
- Я-то жду…Только…это. Погоди, Наташа! Фу, черт, правда что ли, ты Наташа?
- Да, - выдавила она.
- Ну ни фига себе! Ну, девушка, вы даете! Предупреждать надо!
Наташа растерянно смотрела на него.
- Обалдеть! – повторял гитарист, - слушайте, а это не розыгрыш?
- Нет! – разозлилась Наташка, - а почему это, собственно, должен быть
розыгрыш?!
- Так ты же…Нет, ну обалдеть….Наташа… Ха! Ты бы еще Клаудиа Шиффер сказала!
Точнее, ее нога! Хотя ты, небось, даже и до ноги ее не дотягиваешь!
– парень заржал.
- До свидания! – отчеканила Наташка и резко развернулась.
- Слышь! – крикнул парень ей вслед, - А хошь, анекдот про лилипутов
расскажу?
- Хам! – громко проговорила Наташа, не поворачивая головы.
- Вали, вали! Микроскопка!
Наташка пошла быстрым шагом вниз по Тверской, мимо модных магазинов
и дорогих кофеен. Слезы застилали ей глаза. «Какой бред!» – повторяла
она, - «впрочем, в который раз мне просто объяснили, что я ненормальная.
Понятно и доступно. К тому же, с чего я взяла, что если всю жизнь дразнят
и презирают, то после периода затворничества меня вдруг воспримут как
нормальную…Можно подумать, я как фикус в бухгалтерии – росту с каждым
годом». И она в который раз прокляла своего предка-лилипута.
Наконец, Наташка добрела до Театральной площади и уселась на бордюр
цвета гнилой вишни.
Что с ней было не так? Она была хорошей хозяйкой, умела вести себя в
гостях, много читала, особенно классическую литературу, никогда не допускала
грубости в разговоре. Она просто была очень маленькой. Неужели ее будут
презирать за это бесконечно, и только в бухгалтерии, где к ней уже все
привыкли, к ней будут относиться по-человечески?
- Извините, девушка, - вдруг услышала она участливый голос, вы плачете?
Что случилось?
Перед ней стоял юноша, какой-то хрупкий и нежный, модно одетый, не очень
высокий, и внимательно смотрел на нее. Наташка захлопала глазами, заулыбалась.
Какой симпатичный! И сам подошел к ней! Она, кажется, немного старше…
Но, это же неважно!
- Что у вас стряслось? – повторил юноша, и Наташка, растроганная неожиданным
вниманием, вдруг стала рассказывать ему все, что наболело. От самых
ранних дразнилок в школе и ехидных усмешек ребят в институте до сегодняшнего
гитариста-грубияна.
Юноша слушал, не перебивая, кивал головой, задавал вопросы.
- Нет, ну в меня влюблялись, конечно, - Наташка улыбнулась чуть горделиво.
Слезы ее почти высохли. Ей было хорошо и уютно, сидеть тут на бордюре
рядом с Большим театром, болтать ногами и разговаривать, уже кажется,
с Большим другом.
- Да?
- Конечно. Один раз в меня влюбился учитель музыки. Я ведь очень хорошо
пою. Хотите, я вам спою?
- Давайте! – почему-то обрадовался парень, - спойте!
И Наташка тихонько, не привлекая общественного внимания начала напевать
«Подмосковные вечера». А потом все громче и громче, во весь свой красивый
голос. Да, недаром в нее влюбился учитель музыки!
- Безобразие, - сказала строго старушка, сидевшая на скамейке со своей
древней подругой, - они уже стали перед величайшим из театров попрошайничать.
Постыдились бы культуры!
Наконец, Наташка закончила и с удивлением обнаружила, что у юноши полны
глаза слез.
- Потрясающе! – прошептал он, - у вас удивительный голос.
- Да? – растроганно сказала Наташка, - вам понравилось?
- Не то слово! Скажите, Наташа… А вы согласились бы спеть в нашем…клубе?
- Ну, что вы, - засмущалась она, - а в каком клубе?
- Вы знаете, когда вы появились, я как раз ждал своего приятеля… Мы
собирались с ним в этот клуб….Пойдемте с нами!
- Не знаю, - растерянно сказала Наташа, - а…
- Вон! – вдруг перебил ее юноша, - вон мой друг идет.
Наташка увидела еще более субтильного мальчика, в розовой блузе с гипюром.
- Сеня! – замахал ему руками Наташкин знакомец, и Сеня заулыбался и
подбежал к ним.
- Здрасти, - сказал он тонким кокетливым голосом, а потом нагнулся и
поцеловал Наташкиного друга! Прямо в губы! Наташка чуть не рухнула с
бордюра.
- Подожди, - отстранил его приятель, - посмотри, с кем я тут познакомился…
- Она хочет дружить с нами? – умильно улыбаясь, спросил Сеня слащавым
голосом.
- Она хочет петь в нашем клубе.
- Пусть она поет! – обрадовался Сеня и захлопал в ладоши, - она такая
миленькая! И в таком хорошеньком синем платьеце! Чудная Дюймовочка!
Вы произведете фурор в клубе!
- Только что вспомнила! – завопила Наташка вдруг, - у меня встреча!
Здесь, в театре! Через десять минут!
- Но, Наташенька, - удивился Сенин приятель, - разве вы только что не
поссорились с каким-то громилой-грубияном?
- Нет! Это было вчера, - соврала Наташка, - ну все, удачи, вам!
Она спрыгнула и собралась уходить.
- Жаль! - услышала она за спиной голос Сени, - хорошая девочка.… И как
символично! Просто-таки метафора меньшинств! Нет, правда, чудесный был
бы символ….
Наташка зажала уши, чтобы не слышать сиропные голоса приятелей и бросилась
бежать.
Всю ночь она орошала подушку мокрой соленой безнадежностью.
На следующий день, когда в бухгалтерии все разошлись, Наташка, подумав,
снова вытащила журнал. Надо было сделать еще одну попытку. Она с неправильного
конца зашла. Ей ведь уже не двадцать. Ей нужен серьезный солидный мужчина.
Которого растрогает ее хрупкость. Который захочет ее оберегать и защищать
от жесткого насмешливого мира. А она прильнет к нему, и они будут жить
долго и счастливо, пока этот солидный мужчина не умрет и оставит ее
стариться в окружении дорогой мебели и чудесных ребятишек. Наташка улыбнулась,
подумав, какой же она все-таки циник, и принялась искать нужное объявление.
Оно выплыло не сразу, но было именно тем, что нужно: «сорокапятилетний
скромный мужчина мечтает обрести подругу в лице миниатюрной блондинки,
умной и понимающей». Особенно Наташке понравилось слово «миниатюрная»…
…Виктор назначил ей свидание на Лермонтовской площади. «И чего они так
памятники любят…», - думала Наташка, пытаясь перебить мыслями волнение,
обуревавшее ее. Она уже минут десять стояла, ожидая, когда светофор,
наконец, мигнет зеленым глазом и пропустит ее на другую сторону, на
площадь, возможно, к будущей прекрасной любви.
Виктор действительно стоял у памятника, чуть полноватый, в коричневом
пальто. Наташка не видела, но все-таки подумала, что, у него наверняка
есть залысины. Заметив Наташку, Виктор заулыбался, поздоровался, важно
пожал ее руку и усадил на скамейку рядом.
- Как поживаете? – весело поинтересовался он, отчего-то потирая руки.
- Хорошо, - улыбнулась Наташка, радуясь такому простому вопросу и не
менее простой возможности на него ответить, - а вы?
- Чудесно! – лицо Виктора тоже озарилось улыбкой.
- Вы давно ждете?
- Вас? Всю жизнь! – галантно ответил он, и у Наташки потеплело на душе
от этой милой банальности.
- Вот как! – кокетливо спросила она, по-детски поджав губы, - и были
всю жизнь верны своей мечте?
Это было в каком-то классическом рыцарском романе, который она прочитала
недавно.
- Практически! – кивнул он.
- Как это? – переспросила Наташка.
- Ну, знаете… Случайно женился, - Виктор потряс головой, как будто у
него была болезнь Паркинсона, - но уже развелся… Думаю, в преддверии
мечты.
- А почему? – осторожно спросила Наташка. Ее романтический пыл уступил
место мыслям земным.
- Моя жена была ужасная транжирка! – поделился Виктор, - вы не представляете!
Все деньги тратила на одежду и косметику! И еще – на еду! Это был кошмар!
Она была такая огромная, такая толстая! Она отравляла мне жизнь! Вот
вы совсем не такая!
- Но вы же меня совсем не знаете! – растерялась Наташка.
- Но я же вижу! – засмеялся Виктор, снова потирая руки, - вы прекрасны!
Такая крошка!
Наташке не понравилось слово «крошка». К нему подходил только один эпитет
«хлебная».
- Вы, наверное, и одежду покупаете в «Детском мире»? – вдруг спросил
Виктор.
- Да нет, - замялась Наташка, - ну то есть… Когда как…
- Вот видите! Это прелесть! Скажите, а едите вы много?
- Н-не очень, - Наташку опалило желание бежать.
- Прекрасно! Чудесно, что вы такая маленькая и мало кушаете! Нет, я
положительно влюблен!
- А, - только и проговорила Наташка.
- Послушайте! – вдруг вдохновился Виктор, - а давайте с вами что-нибудь
сейчас съедим?
- Нет, спасибо, - резко сказала она.
- Отчего же? Вы не стесняйтесь, Наташа! Вы скажите, чего хотите! Ну?
Чебурек или сырок в шоколаде! Давайте, выбирайте!
- Сырок, - Наташка придумала тактический ход и теперь ей нужно было
только отвлечь внимание противника.
- Отлично! – просиял Виктор, - я мигом!
Как только он поднялся, Наташка вскочила и залезла под скамейку. Скоро
она услышала шаги.
- Наташенька, а вот и я! Принес вам сырок! Сейчас, только отломлю половинку!
А эта – ваша, в ней больше сгущенки!
Наташка немножко выглянула и увидела, что Виктор был занят разламыванием
сырка и не заметил исчезновения спутницы. Вдруг он поднял голову. Наташка
юркнула обратно.
- Наташа? – удивленно сказал Виктор, - а что это вы? Где вы, Наташа?
Потом было молчание, наверное, Виктор оглядывался, ища ее. Потом она
услышала, как он сел на скамейку и, что-то бормоча, стал разворачивать
обертку сырка.
Тогда Наташка боком отползла в сторону и через секунду нырнула в толпу
людей.
Поток спешащих людей унес ее куда-то в центр, и она плыла в нем, безуспешно
борясь с отвращением, пронизывающим все ее маленькое существо. Она ощущала,
что помада слиплась на губах комьями, волосы спутались… Платье было
испачкано в грязи, туфли жали, хотелось плакать. От обиды, от горечи,
от невысказанного крика – от всего…
Неожиданно начался дождь, который быстро перешел в сшибающий с ног ливень.
Наташка растерянно оглянулась и увидела, что стоит одна, как сыроежка,
посреди пустой улицы, по которой уже текли потоки грязной воды. Она
охнула и юркнула в какой-то дворик, где поспешила укрыться под детским
«грибом», стоявшим посреди площадки. Ей было холодно, мокро и противно,
поэтому срочно надо было думать о чем-то милом, светлом и теплом. Такая
мысль была у Наташки в запасниках памяти. Даже не мысль, а мечта – стать
стюардессой, чтобы много-много раз отрываться от земли и долго-долго
лететь по небу. Смешная, конечно, мечта – кто хоть когда-нибудь видел
стюардессу-лилипутку? Если только, конечно, какой-нибудь специальный
самолет, перевозящий инвалидов, но таких пока еще нет.
Однако Наташка знала, что всю накопившуюся горечь может смыть только
одно – ощущение полета. Она подняла голову. Прогнувшийся от времени
«грибок» показался ей подходящим. Она вышла из-под него, залезла на
стоящую рядом лесенку и спрыгнула на гриб. На дождь она уже внимания
не обращала.
Ей было немного боязно, но уже радостно. Она вдохнула воздух и спрыгнула
вниз. У-уух! Наташка очутилась по колено в грязи и засмеялась. Надо
было бы продолжить!
Она снова залезла на лесенку, чуть не поскользнувшись, и снова спрыгнула
на гриб. Потом опять насладилось полетом в долю секунды.
«Бог любит троицу» – решила Наташка и полезла наверх в третий раз. Однако,
когда она спрыгнула на землю, то обнаружила, что под грибом стоит маленький
веснушчатый мальчик и с интересом смотрит на нее, веселую и промокшую
до нитки, считая, по-видимому, что это подарок дождя.
- Какая маленькая тетенька! – вдруг громко сказал мальчик, ни к кому
не обращаясь.
Наташка вздрогнула.
- Вы, тетенька, спрыгнули с цветочка или с грибочка? – полюбопытствовал
ребенок, и на Наташку снова обрушились все ее переживания.
- Заколдуйте меня! – попросил вдруг мальчик, - вы, наверное, эльф!
- Сам ты эльф! – выговорила Наташка, села на скамеечку, облеплявшую
ствол «грибка» и зарыдала. Она плакала и плакала, стараясь вылить из
себя всю обиду на того, кто ее создал.
Когда слезы закончились, она подняла голову и увидела, что мальчика
уже нет, а вместо него на скамеечке сидит мужчина довольно преклонного
возраста и внимательно смотрит на нее. И столько сочувствия было в его
больших, добрых прозрачных голубых глазах, что неожиданно Наташка подалась
вперед и уткнулась ему в плечо. А он прижал ее к себе и стал гладить
по волосам, приговаривая:
- Тихо, тихо, моя девочка…
Наконец, она затихла и посмотрела на него.
- Кто вы? – тихо спросила она.
- Меня зовут Николай. Николай Федорович.
- Наташа, - проговорила она.
- Вам было плохо, Наташа?
- Очень.
- А теперь?
- Теперь мне лучше. Теплее.
- Может быть, пусть будет еще теплее? Просто я живу здесь недалеко.
Не хотите выпить чаю?
Наташка внимательно посмотрела на Николая Федоровича. По возрасту он
был кем-то средним между папой и дедушкой. Волосы с проседью, крупные
черты лица, простая, но строгая одежда: серые брюки и полосатая рубашка
в тон. Движения мягкие, спокойный голос – все вызывает доверие. Она
молча кивнула. Он подал ей руку, и они вылезли из-под «грибка».
Наташка шла под руку с Николаем Федоровичем, и он стал рассказывать
ей что-то об истории Москвы, что-то милое и душевное. Наташке было спокойно,
она улыбалась и тихо вздыхала.
Квартира у него была небольшая, но необыкновенно уютная; фарфоровый
сервиз и грушевое варенье напомнили ей о детстве.
- Хорошо-то как! – сказала она, откинувшись на кресле с чашкой душистого
свежезаваренного чая.
Николай Федорович тоже улыбнулся – мягко и искренне.
- Вы такая милая! – сказал он, разглядывая ее запачканное платье, спутанные
волосы.
- Я такая грязная! – покачала Наташка головой, смеясь, - вы не думайте,
что я все время такая неряха. Я очень аккуратна.
- А я и не думаю… Я о другом все думаю….
- О чем же?
- Вы напомнили мне…Впрочем, вы не хотите переместиться в гостиную?
- Хорошо.
Они уселись рядышком на диване, и Николай Федорович раскрыл ветхий фотоальбом.
- Это я, - указал он на пухлого малыша.
- Какой миленький!
- Это в детском саду, видите?
- Да вы просто были ангелом!
- Ну, не все так считали.… Видите, эту девочку?
- С белым бантиком?
- Да… Ее звали Зоя. Моя первая любовь.
- Строгая такая девочка, - заметила она.
- Не говорите… Мне очень хотелось ее поцеловать.
- Какой вы были!
- Да. А она отказывалась и била меня по губам, приговаривая «Гадкий
мальчишка, гадкий!».
Наташа растерянно улыбнулась. Она не знала, как реагировать на подобную
откровенность, и стала лихорадочно вспоминать, что рекомендует делать
в этом случае ее любимый журнал.
- Наташа, - вдруг хрипло проговорил Николай Федорович, - можно, я поцелую
вас…
- Что-оо?
- Прошу вас…Умоляю… Один поцелуй… И …ударьте меня по губам после этого!
Я …умоляю вас…
Наташка вскочила, альбом упал, фотографии вылетели.
Николай Федорович тоже поднялся и шагнул к ней.
Крик застрял у Наташки в горле.
- Отойдите! – прошептала она.
- Один поцелуй! – молитвенно сложил руки Николай Федорович.
- Отойдите!! Выпустите меня!
- Прошу вас! – он словно не слышал ее, наступая и тесня в угол комнаты.
Наташка резко пригнулась и метнулась в сторону, однако Николай Федорович
опередил ее и захлопнул дверь. Потом снова стал наступать. Он расставил
руки, глаза его сверкали, молили и угрожали.
Наташка пятилась, и сама не заметила, как вылезла на балкон.
«Надо закричать» - мелькнуло у нее в голове.
- А толку! – вдруг услышала она рядом ясный спокойный голос. Она повернула
голову и увидела, что на балконе сидит, свесив пухлые ножки, розовощекий
ангел. За плечами у него дрожали стрекозиные крылышки.
- Что же делать? – спросила Наташка.
- Хочешь, полетели со мной, - пожал плечиками ангел.
- Куда?
- Куда захочешь.
- Что, прямо так и полететь?
- Ну, почему же…Можно и остаться.
Наташка оглянулась. В балконном проеме стоял Николай Федорович. Она
вспомнила, что Николаем Федоровичем в ее детстве называли большой пузатый
самовар.
Серые штаны Николая Федоровича висели на коленях. Полосатая рубашка
была расстегнута, и виднелся белый впалый живот, поросший черными волосами.
Голубые глаза блестели.
- Ты еще можешь пойти работать цирк, - напомнил ангел.
- Нет! – решительно сказала Наташка, разворачиваясь, - ну их всех на
хрен! Полетели!
Она забралась на периллы, ухватила ангела за стрекозиное крылышко и
оттолкнулась обеими ногами. Ангел был маленьким, толстеньким и приветливо
улыбался. Очень был складный ангел.
- Хорошо, что ты такая маленькая! Ты очень легкая, почти невесомая!
Лететь с тобой – одно удовольствие!